О курсе

Курс произвел на всех нас очень разное, но всегда волнующее впечатление. Дело в том, что проблема умения говорить и думать «философски и методологически» является для студента-искусствоведа, в принципе, конечной. Ее можно отождествить с последним «иконологическим» этапом анализа произведения искусства: после изучения предмета, его материальной истории следует анализ теорий, его описывающих и объясняющих, и тут- то требуется навык эти теории систематизировать, подвергнуть (по-возможности) собственной критике и «прибиться» к одному из лагерей, осознавая и убедительно обосновывая свою позицию.

Второй пункт, связанный с особым значением курса: современная наука давно стала глубоко специализированной, и в гносеологическом смысле – глубоко разобщенной. Тем полезнее «заранее» знакомить студента с кругом методологических программ, известных в истории гуманитарной науки, хотя бы для того, чтобы он не заблуждался относительно конечности своего вывода и поверял свои позиции теми потенциальными вопросами, которые могут быть заданы сторонниками других «школ» (например, крайне интересно обсуждать одну проблему со студентом европейского колледжа: вот где происходит взрыв непонимания! Вот где разнятся источники и выводы, вот где выработана система исследования и где она интуитивна).

Ваша задача «освоения языка философии как иностранного» мне кажется немного абстрактной, хотя заманчивой теоретически. Действительно, чтобы на языке говорить, нужно знать слова, уметь их складывать в предложения и уметь этими предложениями и словами думать. Но отличие философского языка от иностранного, на мой взгляд, в том, что истинное понимание «термина» возможно только при достаточно подробном знании истории его возникновения и трансформации. Нам необязательно знать этимологию и оттенки в разных языках слова science, чтобы, заглянув в словарь, соотнести слово «наука» со своим опытом и понять, что оно значит (хотя для более точного представления нюансы значений в иностранных языках не помешают). Но совершенно невозможно, заглянув в толковый словарь, хотя бы приблизиться к представлению о том, «что есть истина», ибо без знания истории «развития» этого термина от одного исследователя к другому невозможно понять широту его интерпретации, историю наделения его смыслами и преломление этих смыслов в разных теориях. Иными словами, грамотный язык философии рождается только на почве изучения истории философии.

И здесь мы переходим к истории философии. Я посетовала студентам-коллегам, что в случае РГГУ (ограниченность часов на историю философии, формальный подход к ее изложению и проч.) было бы правильно дать больше часов Методологии, т.к. историю философии эта дисциплина в любом случае обсуждает, но дает еще и некоторые «практические навыки» исследования, крайне важные для студента. Более длинный курс позволил бы Вам дойти до конца XX века, которого нам так не хватило, ибо даже самые короткие Ваши комментарии по поводу ключевых фигур философии XX века дают нам определенные ориентиры. Ведь прочитав всего Хайдеггера, Барта и Дерриду – никаких взаимосвязей между ними или сравнительных анализов установить «в одиночку» не получится. В лучшем случае можно сослаться на цитаты того или другого. Но история науки тем и важна, что необходимо слышать диалог, спор, разрыв или «душевную близость» авторов второй половины XX века и первой, XIX и XVIII веков и т.д.

Поэтому Ваша книга для меня лично – пока единственный шанс систематизировать голоса мыслителей и из симфонии неизвестного скроить узнаваемые мелодии. В этом смысле Ваше сознательное «пренебрежение деталями» и «свободное обращение с терминами и объяснительными конструкциями» действительно значительно облегчает продвижение по пути освоения этапов философской науки.

 

О студентах

Сложность чтения подобного курса состоит в разных «стартовых позициях» слушателей. Поэтому наверняка вопросы «зачем это нужно» и «объясните на пальцах» возникают не только в нашей группе. Ориентироваться здесь стоит, видимо, на средний уровень подготовки в части философии. Тот самый «сдвиг в сознании», который Вам хочется наблюдать, как ни удивительно, произошел именно с теми, кто никогда не интересовался философией или гносеологией. И возможно, опять же благодаря упрощению теоретических конструкций и обсуждению понятий на «жизненных примерах». Другая задача курса – предельное напряжение ума ради достижения результата – настигла тех, кто имеет некоторые представления о предмете и теперь получил возможность их расширить и обобщить благодаря собственному интеллектуальному усилию. Упомянутое выше «волнующее впечатление» студента в этом случае было связано, во-первых, с фактом получения результата, а во-вторых, с подтверждением тезиса: чем больше я знаю, тем больше я НЕ знаю.

Ваша тактика, описанная во Введении пособия, направлена на раскрепощение студента от страха научной терминологии и непрозрачной истории философских концепций. «Вначале предпочитая активность беседы формальной правильности содержания, потом – исправляя часть ошибок и переходя от самых простых возможностей выразить мысль к все более изощренным» - таким путем Вы словно ведете студента по следам самого становления науки: от первых наивных, но очень заинтересованных исследований через «исправление ошибок» к сложным системам. Такой подход требует длительных и методичных занятий. Для въедливого студента он станет действительно путем «сквозь тернии к звездам», т.к. исправление собственных ошибок – лучшее средство познания, а постепенное наращивание объема формирует целостное представление о дисциплине. Но опасность здесь подстерегает тех студентов, которые, не желая затрачиваться на самокритику и не имея стимулов к профессиональному знанию в этой области, рискуют остановиться на этапе «активной беседы», оставив при себе багаж неотрефлексированных понятий, которые так никогда и не войдут в его исследовательский инструментарий, или, что хуже, будут использованы «не по назначению», вводя в заблуждение самого исследователя. Но это уже вопрос самодисциплины.

О семинарах и коллоквиуме 

Чрезвычайно удачно и необходимо сочетание теоретической части лекции с семинаром. Второе высшее вообще лишено возможности «говорить» в процессе обучения, нам оставлена лишь возможность ретрансляции полученных сведений на экзамене. Это связано с ограниченностью времени. И Ваш курс не миновала временная сетка. Поэтому единственное пожелание к курсу может заключаться в увеличении его продолжительности. Ибо навыки, которые он ставит целью наработать в студенте, возникают только в результате постоянной тренировки – желательно под руководством внешнего критика. И несмотря на то, что Вы остались довольны результатами, например, первого семинара, мы обнаружили свою неуверенность в анализе и оценке теоретического текста, стало очевидно, что нам не хватает навыков по задаванию вопросов к тексту, оценке текста с позиций разных теоретических школ, выяснения собственного отношения к тексту и его аргументации.

Коллоквиум на мой взгляд, не по Вашей вине, состоялся преждевременно. Мы понимаем, какую эволюцию сознание студента должно было совершить, но в отведенных четырех занятиях некрепкий «методологически» ум не успевает набраться опыта и  достаточного объема знания. И хотя многие взялись за классиков и в какой-то части даже расшифровали несколько тезисов, думается, что в свете отсутствия необходимого кругозора эти изыскания окажутся разовыми (например, N.N. с докладом по «Феноменологии духа» Гегеля.). Возвращаясь к языку, я думаю, что все-таки не владея историческим background-ом, «понять», например, конструкции Гегеля затруднительно, ведь его умозрительные системы созданы не для интерпретации их каждым желающим на бытовом уровне, а существуют только в пределах созданного им понятийного поля и произросли из отрицания или согласия с предыдущими концепциями. Конечно, с точки зрения логического усилия и работы со словарем, на коллоквиуме были озвучены и достаточно ясные доклады (например, N.N. о главе книги Хайдеггера «Бытие и время»). В целом, в пределах отведенного для курса времени, мы и Вы сделали все, что могли. Поэтому те, кому небезразлична история философии и теории познания, получили старт к дальнейшим размышлениям, а те, кто впервые открыл философский текст и попытался «с нуля» в нем разобраться, получили представление о потенциальной многовариантности способов мышления.